Скоро началась перестройка. Было интересно поговорить. Разумеется, разговоры не обходились без спиртного и сигарет. Хотя... Один из нашей компании точно не курил. Потом я переехал в Талды-Курган. Потом развалился Советский Союз. Потом из магазинов стали исчезать товары, сигареты в том числе. Где-то среди этих событий я попал в больницу с сильными ожогами. В больнице снова перешел на Беломор, потому что его длинный мундштук защищал от промасленных повязок на руках. Первое время курил прямо в больнице, выходя из палаты в коридор. Как потом выяснилось, это вообще-то было строго запрещено. Но меня не трогали. Вероятно из жалости - лицо у меня тоже было прилично обгоревшим.
Кстати, про курение в больнице. На следующий год после армии у меня вырезали аппендикс. Вырезали быстро и не страшно. Но операция была ночью, потому что хирургов не хватало. А им еще кроме операций надо было ехать на сельхозработы – помогать району выполнить план производства сахарной свеклы. Так вот, в палате у меня была неполная пачка Беломора. Когда на следующий день после операции доктор заглянул, чтобы посмотреть на меня, он спросил, нет ли у меня сигарет.
– А разве можно курить? – робко поинтересовался я.
– Можно! – уверенно ответил доктор.
Кстати, про курение в больнице. На следующий год после армии у меня вырезали аппендикс. Вырезали быстро и не страшно. Но операция была ночью, потому что хирургов не хватало. А им еще кроме операций надо было ехать на сельхозработы – помогать району выполнить план производства сахарной свеклы. Так вот, в палате у меня была неполная пачка Беломора. Когда на следующий день после операции доктор заглянул, чтобы посмотреть на меня, он спросил, нет ли у меня сигарет.
– А разве можно курить? – робко поинтересовался я.
– Можно! – уверенно ответил доктор.